В наши дни улицы Несвоевки, открытой солнышку со всех сторон в любое время года,- продолжение микрорайона Лозовый. И вроде не важно, кто из них кому дал начало. Однако старожилы деревни помнят свои корни. Ведь в старых домовых книгах у некоторых есть записи о прописке прадедов и прабабушек, датированные 1903 или 1904 годами. В Приморье на перекладных они ехали в самом начале двадцатого века, везя с собой из Черниговской губернии детишек и нехитрый скарб.
Наталья Балакирева, урожденная Шпак, как будто сквозь толщу времени, разглядывает жизнь своего деда Михаила Анисимовича и бабушки Маланьи Андреевны, о которой они рассказывали внучке. По правую руку Шкляры, по левую — Овчинниковы.
Начинали рассказ издалека — как достигли переселенцы солнечной Сучанской долины. И как те, кто уже обустроился в селах Владимиро-Александровском и Новицком, к представителям новой волны переселенцев отнеслись прохладно. Вот и отправились мужики на поиски нового места — от Голубовки, мимо Чандолаза, через сопки вышли на просторную, залитую солнцем равнину. Не поняли, было ли это русло бывшей древней реки, но место сразу приглянулось. Жили в этих местах корейцы и китайцы, но свободной территории еще хватало с запасом. Переселенцев встретили дружелюбно. Правда, пришлось мужикам корчевать здоровенные деревья, прежде чем поставить временные дома. Потом уже, обжившись, переделывали их под бани да сараи. Так и появлялась Несвоевка — по правую сторону дворы одних Шкляров, по левую — Овчинниковых. К ним добавились дворы семей Старовойт, Шпак, Хмельницких, Туболовых.
А деда Мишу мальцом-сиротой привезли с собой переселенцы Матрена Митрофановна и Григорий Григорьевич Белоножко. Отчим Михаила работал на руднике. Парень подрос и тоже пошел работать в шахту — в годы войны был мобилизован коногоном. Несвоевские на первую шахту ходили запросто, через сопку, а к ним в гости — и первономерские. В семье переселенцев Андрея и Лукерьи Старовойт подросла для Михаила Шпак невеста — Маланья Андреевна. Поженились молодые, детишки пошли — шесть сыновей и дочка. И решил Михаил поставить себе дом в Несвоевке на улице Революции, по левую руку, за Овчинниковыми.
Соленья и березовый квас — бочками
Восьмиметровый колодец и просторный каменный подвал строили отдельно. Помогали корейцы, дружившие с русскими переселенцами. Справились быстро, благо строительного материала хватало — и крупные валуны, и камни помельче буквально валялись под ногами, как в настоящем русле реки. В подвале сразу отводили отсеки на будущие семьи каждого из детей. Чтобы поместились все соленья в двухсотлитровых бочках. А еще, рассказывал Наталье дед Миша, обязательно ставили 200-литровую бочку кваса из березового сока, который в погребе и бродил. Ковшичек такого напитка выпивали после баньки, и сил сразу прибавлялось.
— А выпивох в селе и не было, — вспоминает Наталья Владимировна рассказы деда, — пили в основном квас. Самогонку, если и гнали, только в дело, да и то много не пил дедушка — одну стопку по случаю праздника. Первопоселенцы, говорил он, были народом трезвым да мастеровым. Возили на лошадках лес с Черного Куста — так одну сопку прозвали за темную хвойную растительность. Говорят, что до войны на ее макушке еще тис попадался — самое прочное и древнее дерево. Дедушка и мама моя вдвоем навозили бревен с Черного Куста на этот дом, в котором теперь живу. А в дедовом доме, так случилось, теперь чужие люди живут…

И дикоросы, и рыба красная

Корейцы не только в строительстве знали толк — показывали переселенцам, как надо выращивать чумизу — “черный” рис, идущий на корм скоту. Прабабушка Натальи Балакиревой, Лукерья Старовойт 1857 года рождения, по прозвищу бабка Чмариха, как и все, науку усвоила — выращивала и картошку, и кукурузу, и чумизу. А вот рис — очень белый, с длинными зернами корейцы выращивали сами, на площади от второго участка до нынешнего Лазурного. Дедушка Миша рассказывал, как они это делали вплоть до конца предвоенных тридцатых годов: “Перекрывали речку Большуху и пускали воду в арык, прорытый вручную посреди рисового поля. От арыка поле пропитывалось по обе стороны водой, и рис потом лесом стоял. Такого породистого риса — длиннозернистого и крупного — несвоевские больше никогда не видели. После того, как корейцев срочно выселили в Казахстан, не дав даже собрать какие-никакие пожитки, остались сиротами их фанзы, и рис в Лозовом больше никто не выращивал…
Богатая здешняя природа добавляла даров к урожаям, выращенным в огородах. Из тайги мужики приносили кедровый орех. Охотились на диких птиц и копытных. А на речку Большуху бабушка Маланья посылала старших братьев ее отца: “Ну-ка, сходите, принесите пару хвостов на обед!” Парни без сетки, с обычной палкой отправлялись на рыбалку и вскоре приносили пару горбуш.

Землю пахали, детей растили…

Помнят односельчане, каким ладным хозяином был Михаил Анисимович Шпак — дольше всех в селе держал лошадей. Для улучшения породы сгодился рыжий жеребец, которого взял после отбраковки с шахты. Потомство получилось интересное — лошади приземистые, коренастые и очень сильные. И бревна из лесу на них возили, и пахали. В просторном сарае Наталья Балакирева по сей день хранит изготовленную руками деда упряжь для лошадей, деревянные колеса, соху, старинные деревянные сани с подсанками — чтобы бревна длинные не волочились.
Как делали деревянные полозья для санок? Парили лесину часами в казане с кипятком, когда баню топили, а потом и гнули, как надо.
Время бежало вприпрыжку. Рос вместе с братьями Владимир, сын Михаила и Маланьи и будущий отец Натальи. Сперва ходил в начальную школу в Несвоевке, где местных девчонок и мальчишек учили уму-разуму две молодые учительницы — Александра Федоровна Шкляр и Анна Ивановна Алексеева, которой в этом году исполняется 90 лет. А потом бегал через сопку в школу на первую шахту, зимой, по сугробам — в самодельных сапогах-ичигах. В 1953 году на четвертом участке открылась новая 24-я школа. Николай Хмельницкий, тоже потомок первопоселенцев Несвоевки, вспоминая, как встретили в новой школе их деревенскую вольницу, не может удержаться от смеха:
— Прибежали, как ходили у себя в деревне: босиком, в трусах да майках — жарко ведь еще в сентябре. А завуч нас назад завернула: “У нас школа новая, везде чистота и порядок. Вам час на сборы: ноги помыть, надеть носки, обуться, одеться — и на занятия”. И все, больше в школу с немытыми ногами мы не ходили…
Вспоминает Николай Васильевич, что среди учеников восьмых-десятых классов, когда 24-я школа только открылась, были взрослые парни после армии, лет по 26-27. Им уже было впору не уроки учить, а жениться да детишек заводить. Но учились они старательно, тяга к знаниям была, ведь собирались работать на СучанГрэс, которую строили силами заключенных и молодежи, приехавшей на стройку со всего Союза по оргнабору.

Увели бетонщицу со стройки “У”

Конечно, на танцы в Лозовый несвоевские парни ходили, да еще не прочь были подраться с “летунами” из Николаевки и Сергеевки и матросами из Находки за невест, приехавших на стройку. Из Сибири тогда приехала в Сучан скромная и небольшая ростиком девушка Уля -Ульяна Курчумова, мама Натальи Балакиревой. Вербовщики наобещали, что до моря, которое ей очень хотелось увидеть, здесь рукой подать. Толковую девушку с семью классами образования направили учиться на бетонщицу. И специалист из нее получился ответственный — доверили Уле заливать бетонное основание под трубу ГРЭС. Правда, завершать работу пришлось другим — в один из дней Улю окликнули: “Спускайся! К тебе приехали!” А это, оказывается, из Несвоевки сваты с женихом: “Давай, садись на телегу! Вещи твои из общежития уже комендант отдала”. Конечно, они встречались с Владимиром Шпаком на танцах, но таких решительных действий от него девушка не ожидала. Приехали в деревню. Уля в черной спецовке, которую для нее зэки переделали, села на пенек во дворе, ноги до земли не достают. А тут будущие свекор со свекровью с хлебом-солью к ней идут, улыбаются. И банька истоплена, и за столами уже вся родня сидит… Так и оженили 6 ноября 1952 года Михаил и Маланья на сибирячке Ульяне своего Владимира, работавшего в совхозе трактористом. А через месяц с карьерой бетонщицы Уля покончила по настоянью мужа.

Свои на своей земле

— Дедушка очень уважал маму,- рассказывает Наталья. Когда отец с братьями дом строили, дед “примерку” сделал, прежде чем печь сложить. Сказал невестке-невеличке: “Ну-ка, Уля, встань на половицу, достань до стены!”. “Никак? Значит, печь подвинем…”
И до сих пор на полу не заделана наперед просверленная метка, Наталья ее не убирает в память о доброте дедушки Михаила к ее маме.
Мише, старшему внуку Натальи, названному в честь прадеда, очень нравятся деревянные прадедушкины санки. Вот только крупный бело-рыжий щенок прокатить Мишу с его полосатым дружком-котом не захотел — носился по двору, выписывая на снегу восьмерки.
Да, посмотришь на ладные санки как будто в музее под открытым небом, да подумаешь: и впрямь у предков наших были золотые руки. Оно, вроде, и нужды теперь нет, все при грузовичках, но если вдруг понадобится, кто из потомков мастеровитых дедов-прадедов сможет соорудить телегу на деревянных колесах или быстрые на бег санки? А переселенцы все умели, все могли, потому, наверное, и приняла их эта земля, как своих. Хотя село и носит название Несвоевка, дескать, не своя земля.
Правда, в сведениях Центрального статистического комитета Черниговской губернии за 1897 год указано: Несвоевка, деревня, Суражского уезда, Верещакской волости, при ручье Несвоевка. Число жителей мужского пола 420, женского пола 415, всего — 835 человек.
Так что, вполне возможно, что не только детей и домашнюю утварь привезли с собой переселенцы из Черниговской губернии, но и название будущего села.

Тамара Голованова