В их родные села Уйлово и Починок на Смоленщине, всего в 350 километрах от Москвы, в начале 1942 года пришли фашисты, которые сразу установили свой новый кровавый порядок.

— С местными немцы не церемонились, — вспоминает Мария Сорокина, — грабили, забирая все, на что ляжет глаз, выгоняли из понравившихся домов, заставляя селян ютиться по две-три семьи.

К концу 1942 года, когда партизаны стали уничтожать оккупантов и их пособников, немцы и вовсе озверели. Пытали и казнили пленных партизан и их близких, членов семей офицеров Красной Армии.

— Больше всех пострадала соседняя деревня Ямное, — добавляет Александр Сорокин. — За то, что неизвестный патриот бросил гранату в автомобиль с высокопоставленными полицаями, там заживо сожгли всех мужчин, начиная с 12-летнего возраста…

Красная Армия к осени 1943 года приближалась к Смоленску. Понимая это, немцы начали спешно вывозить все, что только могли, включая и трудоспособное население. Немецкие солдаты под дулами автоматов гнали всех на железнодорожную станцию в город Рославль, где находились крупные концентрационные лагеря.

— Мама рассказывала нам, что в основном это были старики, женщины и дети, которые шли, в чем их застала облава немцев, неся на руках маленьких детей и нехитрый скарб, — говорит Мария Трофимовна. — Тех, кто отставал, враги расстреливали. На станции селян разместили в лагере для военнопленных, в котором на кучах прелой соломы ютилось свыше 60 тысяч человек.

— Пленников почти не кормили, не оказывали медицинской помощи, — вспоминает Александр Павлович. — Каждый день на станцию подавали составы с товарными вагонами, в которые словно скот загоняли людей для отправки на работы в Германию. До станции назначения доезжала максимум половина пленников. Зная это, немцы брали только молодых и сильных.

Семьи Александра и Марии — они познакомились и породнились уже после войны, — к счастью, не попали на поезд в Германию, так как Рославль в сентябре 1943 года освободили советские войска.

А дома, по возвращении из плена, ждали новые испытания.

— Жили на пепелище, по несколько семей в землянках, сделанных из перекрытых бревнами в три наката танковых капониров, — рассказывает Александр Сорокин, — голодали, ели гнилую перезимовавшую на грядках картошку. Ранней весной матери ходили за три сотни километров в Белоруссию, где меняли остатки вещей на пшеницу для посева. Пахали землю на уцелевших коровах и быках, а то и сами впрягались по несколько человек в бороны и плуги. На коровах же возили бревна для новых домов.

Послевоенный голод заставил родителей Александра Сорокина податься к тетке в Сучан, где Саша окончил 17-е училище, отслужил в армии и стал подземным электрослесарем, отработал на шахте “Центральной” 40 лет.
Однажды, навещая своих родных на Смоленщине, Александр познакомился со своей будущей невестой — Марией. Молодые вместе вернулись в Сучан. Мария устроилась в бараночный цех хлебозавода № 6, проработала там всю свою жизнь, и на пенсию уходила в должности мастера цеха.

Душа в душу живут уже 53 года Александр Павлович и Мария Трофимовна Сорокины, активно участвуют в общественной жизни округа. А еще в память о своем тревожном детстве и о 200 тысячах таких же, как они несовершеннолетних узниках фашизма, мечтают посадить березовую аллею в нашем городе.

Антон СУХАРЬ