Жить и помнить…

21.04.2023

Трудовой путь Валентина Дубодела (справа) в ВГСЧ начался в 1968 годуНесколько дней спустя после публикации в «Вестях» материала «Служба подземного спасения» о праздновании столетия со дня создания военизированной горно-спасательной части в Партизанске в редакции раздался телефонный звонок.

Звонивший назвался ветераном горно-спасательной службы и сказал, что хочет, прочитав репортаж, рассказать об одном из трагических эпизодов работы ПГСП — подземного горно-спасательного пункта, обслуживавшего до 1945 года шахту №18, затем, после ее закрытия, шахту №20. Корреспондент газеты договорился с ветераном о встрече.
Недалеко от входа на территорию кладбища, что в микрорайоне Нагорная, установлено строгое, серого камня, надгробие. На нем изображена эмблема горно-спасательной службы — красный крест на фоне скрещенных молотков, ниже надпись: «Здесь покоятся горноспасатели, погибшие при ликвидации аварии 18 июля 1944 г. Болтиков Ф.Г., Усов М.Г., Чумоченко Я.О., Савченко И.М., Сотников М.Н.». И еще – год рождения каждого: 1904, 1915, 1912, 1904 и 1902. Значит, старшему из них в тот июльский, последний в их жизни день было сорок два года, младшему – двадцать девять. Не дожил и до тридцати…
— Валентин Андреевич, Вы помните день, когда это случилось? — обращаюсь я к Валентину Дубоделу, ветерану ВГСЧ, благодаря звонку которого мы и оказались здесь.
— Хоть и был мальцом совсем, но помню. До сих пор помню, как их привезли перед похоронами домой. Их домом был такой, знаете, обычный барак, в каких тогда большинство угольщиков проживало, вот и они все жили в одном бараке, буквально через стенку…
— Какими они были людьми? У них были жены, дети?
— Обычные были люди, наверное. Не знаю, маленьким был еще. А вот семьи – да, были. У всех пятерых. И дети были у всех, причем, много. У Чумоченко, кажется, было трое, у Савченко вроде бы четверо, у остальных больше. Тогда ведь вообще почти все семьи были многодетными.
— Как же их потом вдовы поднимали?
— Как другие… Мало ли горняцких вдов было? Не приведи Господь! Конечно, государство, шахта помогали чем могли. Всем пятерым женщинам сразу предложили работу на шахте, кому ламповщицей, кому породоотборщицей. Но, конечно, это было выживание, на грани нищеты.
— Что это была за авария, из-за чего погибли спасатели?
— Подробности мне неизвестны, думаю, сейчас на этот вопрос толком уже никто не ответит – столько лет прошло. Единственное, что можно сказать точно – произошло возгорание. Либо загорелся ствол, либо пожар случился в лаве. А спасатели, все пятеро, погибли от того, что не хватило запаса кислорода. Задохнулись.
— За могилой видно, что ухаживают. Вы знаете кого-либо из родственников, общаетесь?
— Кое-кого знал. Сейчас уже и из детей их, наверное, никого не осталось, разве что внуки… Если кто и остался в городе, я не видел никого. Я и сам-то здесь последний раз два года назад был, в прошлом году не получилось. Но хочется, чтобы о них помнили, жили и помнили. Потому и позвонил в газету. Чтобы не забывали и после нас тоже.
— Спасибо, что позвонили. Дело сделали хорошее. Но Вы ведь сами всю жизнь в этой системе. Расскажите немного о себе.
— В ВГСЧ я почти всю жизнь проработал, но я – обычный спасаловец, каких были сотни. Всякое было, как и у всех. Чем я действительно могу гордиться, так это тем, что был одним из инициаторов установки этого памятника, раньше здесь было совсем уж простецкое надгробие. А сам я шесть лет работал на шахте «Нагорной» проходчиком, затем учился в нашем горном техникуме, который окончил в 1966 году. Потом опять работа на шахте, а в ВГСЧ я перевелся в 1968 году. Начинал там респираторщиком, затем назначили командиром отделения. С 1972 года – помощник командира взвода. Позже, правда, был у меня в спасаловской работе четырехлетний перерыв, в течение которого я был мастером производственного обучения. После вернулся в ВГСЧ уже на должность командира учебного взвода, на которой и оставался вплоть до ухода, как раньше говорили на заслуженный отдых, в 1995 году.
— Как проходила работа в обычном, «штатном» режиме?
— Как во всей ВГСЧ. В течение суток отделение находилось в дежурной смене, потом сутки в резерве. То есть находишься неотлучно дома, занимаешься домашними делами, но постоянно ждешь вызова по тревоге. Потом еще сутки в так называемой «свободной» смене, причем, находящиеся в ней могли работать в шахте как прочие горняки, скажем, в качестве забойщиков. Четвертые сутки были выходными. Конечно, помимо реальных проводились и учебные тревоги, взводные и отрядные учения. А еще благодаря работе поездить по Союзу пришлось, страну повидать. С удовольствием вспоминаю поездку в Донецк, хоть и давно это было. Красивейший был город. Кажется, незадолго до того здесь новый центральный стадион построили, только его одного стоило увидеть.
— У Вас детство пришлось на военные, послевоенные годы. Что помните?
— Тяжелым было это детство. Конфеты, сахар – мы, кажется, и слов таких не знали. Когда в 1945 году в городе появились первые японцы-военнопленные, недалеко от нашего дома открыли хлебопекарню, даже, можно сказать, целый хлебозавод. Так вот, эти пленные там работали, пекли хлеб. Не знаю, честно говоря, для кого — для города или для своих собратьев, их ведь много пригнали. Так мы, пацанва, умудрялись хлеб этот воровать потихоньку, несмотря на то, что там охрана была. Был такой грех. До сих пор помню, как мы с ума сходили от этого запаха хлебного…
Хотя, конечно, и хорошего было немало. Когда отец пришел с войны, какая была радость! В школе как учились помню, как играли. Но, что ни говори, военное детство есть военное детство, этим все сказано. Вспоминать не очень хочется.

Федор КАЛУШЕВИЧ

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.